Выпускники минского иняза

В молодости мой отец любил перерисовывать открытки с натюрмортами, цветами, пейзажами, разбив их на клеточки для облегчения процесса. Это так и называлось — рисовать «по клеточкам».

После его смерти в моем распоряжении осталась большая коллекция открыток 30 — 40 гг. прошлого века. Было среди них и несколько открыток дореволюционного периода. Одна из них, датированная либо 1911 годом (если судить по штемпелю), либо выпущенная ранее этого года, представляла собой репродукцию с картины К. Кауфмана «Весна». Не знаю, что привлекло отца в этой черно-белой открытке, но сетка нанесенных на нее карандашных линий свидетельствует о том, что он, скорее всего, ее тоже скопировал. Сделал ли он свою репродукцию цветной, сказать не берусь.

В каждом из нас живет исследователь, мечтающий сделать какое-то открытие — пусть и случайно. Мало ли и сейчас находят в архивах автографов, писем, рукописей, других документов, касающихся жизни известных в прошлом людей — писателей, поэтов, политических деятелей?

Почему бы не предположить, что и в мой домашний архив каким-то непостижимым образом затесалось нечто, способное привести в экстаз историков и, простите за штампы, «пролить свет» на то-то и то-то или «представить в новом свете» того-то и того-то.

Хотя, конечно, надежды юношей питают, а я уже далеко не юноша, но все-таки...

На обратной стороне упомянутой выше открытки (см. фото) имеется текст, который мне удалось довольно легко разобрать, несмотря на то, что написан он аж 100 лет назад и, по идее, мог выцвести до нечитаемости. Привожу его в современном написании, убрав старорежимную букву «ять».

«Глубокоуважаемый Дмитрий Кирилович

Позвольте принести Вам и Марии Петровне своё поздравление с Монаршей милостью и пожелать 100 сердечных пожеланий. Я очень Вам благодарен за письмо, извиняюсь за беспокойство но в виду крайней необходимости в метрике (? — единственное слово, в котором я сомневаюсь — И.М.) должен был написать батюшке и он её уже выслал.

Готов к услугам. Михаил Любарь (Любаров? Любарский? — И.М.)»

Адрес выглядит так:

«Ржев. Тверская губ.

Его Высокоблагородию Дмитрию Кириловичу Татеву

Уланск. СПб Ген. Фельдм. Кн. Меньшикова Полка».

На правом почтовом штемпеле ясно читается год: 11. Дата на обоих штемпелях, похоже, одна и та же — 23.3.11. Сохранился фрагмент марки стоимостью 3 копейки.

Упоминаемая «метрика» — это, видимо, свидетельство о рождении. Вероятно, «батюшка» — это священник, новорожденные ведь регистрировались в церковных книгах.

Автор послания сделал описку — дважды написал предлог «в» в выражении «в виду».

С какой «Монаршей милостью» поздравлял адресата Михаил Любарь? С наградой? Повышением в звании? Очень уж хотелось мне верить, что «Его Высокоблагородие Дмитрий Кирилович Татев» — персонаж, оставивший хоть какой-то след в истории России, может быть, генерал или другой достаточно высокий офицерский чин.

К сожалению, поиски в Интернете не подтвердили это — человек с таким Ф.И.О. не упоминается вовсе. То же относится и к Михаилу Любарю. А «1-й уланский С-Петербургский генерал-фельдмаршала князя Меньшикова полк» действительно существовал.

На этом история моей открытки не заканчивается. Этот такой уязвимый кусочек картона, как ни удивительно, не сгорел в пожарах революции и гражданской войны и двадцать два (!) года спустя был использован вновь — на этот раз кем-то то ли из трудового крестьянства, то ли из рабочего класса.

Обратите внимание на наклонную надпись, начинающуюся на правой части открытки и сделанную поверх первоначального «дореволюционного» текста. Кроме первых двух почти стершихся слов («на память»), она тоже читается без труда.

«На память Зое от брата Васи. 9.X(?).33 года (т.е., 1933 г. — И.М.). Если любишь береги а не любишь изорви».

Девушка сберегла, и год спустя открытка в третий раз послужила делу общения. Ее переворачивают вверх ногами и тушью, толстыми буквами пишут:

«На память Кондрату Шуре от З.К. 7-й класс. 4.XI — 34 г.»

Скорее всего «З.К.» — это и есть Зоя, которой брат Вася подарил открытку годом ранее.

Определенно, в тридцатые в СССР с открытками была напряженка, хотя это были уже далеко не первые годы советской власти. Трудно представить себе, что густо исписанную открытку кто-то после этого исхитрился использовать еще дважды!

Игорь МАТВЕЕВ

P.S. Закончив этот материал, вдруг поймал себя на мысли: а ведь эта З.К. может быть еще жива! Если она училась в 1934 году в 7-м классе, значит, родилась где-то в 1920-м. То есть сейчас ей может быть 90 лет. Если, конечно, она не погибла в сталинскую эпоху и пережила войну...