ЧАСТЬ 1. ГОД  2010-й

В молодости, которая пришлась на 30 — 40-е годы прошлого века, мой отец любил рисовать. Перерисовывал открытки с натюрмортами, цветами, пейзажами, разбив их на клеточки для облегчения процесса. Это так и называлось — рисовать «по клеточкам». После его смерти в моем распоряжении осталась большая коллекция  старых открыток, среди которых было и немало открыток дореволюционного периода. Одна из них, датированная либо 1911 годом (если судить по штемпелю) либо выпущенная ранее этого года,  представляла собой репродукцию с картины художника К. Кауфмана «Весна». Не знаю, что привлекло отца в этой черно-белой открытке, но сетка нанесенных на нее карандашных линий свидетельствует о том, что  он, скорее всего, ее тоже скопировал. 

На обратной стороне упомянутой открытки есть текст — обращение к офицеру царской армии, некому Дмитрию Кирилловичу Татеву. По идее, за сто лет чернила могли выцвести до нечитаемости.  Но не выцвели: мне удалось довольно легко разобрать написанное. 

В каждом из нас живет исследователь, мечтающий сделать какое-то открытие — пусть и случайно. Мало ли и сейчас находят в архивах автографов, писем, рукописей, других документов, касающихся жизни известных в прошлом людей — писателей, поэтов, политических деятелей? Почему бы не предположить, что и в мой домашний архив каким-то непостижимым образом затесалось нечто интересное. 

Привожу текст в современном написании, убрав старорежимную букву «ять» и с сохранением пунктуации автора письма:

«Глубокоуважаемый Дмитрий Кириллович

Позвольте принести Вам и Марии Петровне своё поздравление с Монаршей милостью и пожелать 100 сердечных пожеланий. Я очень Вам благодарен за письмо, извиняюсь за беспокойство но в виду крайней необходимости в метрике должен был написать батюшке и он её уже выслал.

Готов к услугам. Михаил Любарь" (Любаров? Любарский? — И.М.)

Адрес выглядел так:

«Ржев. Тверская губ.

Его Высокоблагородию Дмитрию Кириловичу Татеву

Уланск. СПб Ген. Фельдм. Кн. Меньшикова Полка».

На правом почтовом штемпеле ясно читался год: 11. Дата на обоих штемпелях была, похоже, одна и та же – 23.3.11. Сохранился фрагмент марки стоимостью 3 копейки.

Упоминаемая «метрика» – видимо, свидетельство о рождении. Вероятно, «батюшка» — это священник, новорожденные ведь регистрировались в церковных книгах. 

С какой «Монаршей милостью» поздравлял адресата Михаил Любарь? С наградой? Повышением в звании? Очень уж хотелось мне верить, что «Его Высокоблагородие Дмитрий Кирилович Татев» - персонаж, оставивший хоть какой-то след в истории России, может быть, генерал или другой достаточно высокий офицерский чин.

К сожалению, поиски в интернете не подтвердили это — такой человек не упоминался вовсе. То же относилось и к Михаилу Любарю. А «1-й уланский С-Петербургский генерал-фельдмаршала князя Меньшикова полк» действительно существовал в начале прошлого века.

К счастью, на этом история моей открытки не закончилась. Как ни удивительно, этот такой уязвимый кусочек картона не сгорел в пожарах революции и гражданской войны и двадцать два (!) года спустя был использован вновь — на этот раз кем-то то ли из трудового крестьянства, то ли из рабочего класса.

Обратите внимание на наклонную надпись в левой верхней части открытки, сделанную ПОВЕРХ первоначального «дореволюционного» текста. Кроме первых двух почти стершихся слов ("на память"), она тоже читается без труда.

«На память Зое от брата Васи. 9.X (?).33 года (т. е. 1933 г. — И.М.). Если любишь береги а не любишь изорви».

Девушка сберегла, и год спустя открытка В ТРЕТИЙ РАЗ послужила делу общения. Ее переворачивают "вверх ногами" и тушью толстыми буквами пишут: «На память Кондрату Шуре от З.К. 7-й класс. 4.XI — 34 г.» Скорее всего «З.К.» — это и есть Зоя, которой брат Вася подарил открытку годом ранее.

Определенно, в 1930-е в СССР с открытками была напряженка, хотя это были уже далеко не первые годы советской власти. Трудно представить себе, что густо исписанную открытку кто-то после этого исхитрился использовать еще дважды!  

Я разместил историю открытки на одном из сайтов в интернете, с сожалением констатировав, что выдающегося открытия мне совершить не удалось. Особых откликов мой материал не вызвал, и я надолго забыл о нем. Было это в ноябре 2010 года.  

ЧАСТЬ 2. ГОД 2016-й

Итак, прошло более 5 лет. Как-то совсем недавно я решил разместить на своей страничке в "Фейсбуке" изображения нескольких старинных открыток из моего архива - и вспомнил о той, адресованной Татеву. А что если за это время во Всемирной паутине все же появились какие-то данные о нем? Проверить-то — минутное дело!

Что вы думаете — появились! На двух-трех российских исторических порталах "засветился" Дмитрий Кириллович Татев, служивший именно в том полку, который был указан на открытке и именно в то время! Таких совпадений не бывает — это был "мой" Татев, хотя отчество его и было написано с двумя "л"! 

Нет, он так и не оказался легендарным генералом или прославленным военачальником — просто военным, честно выполнявшим свой долг.

Вот что удалось узнать о нем.

Родился в Болгарии в 1863 году. Окончил в Софии военное училище и начал службу в 1879-м. Участвовал в сербско-болгарской войне 1885 года. Прошел путь от подпоручика до полковника. Звание подполковника получил в феврале 1911 года (Похоже, что именно с этой "Монаршей милостью" и поздравлял Татева Михаил Любарь в марте того же года). Награжден орденом Святой Анны III степени. Участник  Первой мировой войны. Сведения о Татеве обрываются в августе 1916 года, когда он был переведен в резерв при штабе Минского военного округа.

Полученные сведения подтолкнули меня к размышлениям. Сейчас, пять с лишним лет спустя, многое стало становиться на свои места. Мой отец родился в Колпашевском районе Томской области и свои юные годы провел там. Это - Сибирь. Татев всегда служил очень далеко от тех мест. Как к моему отцу, подростку, могла попасть эта открытка? Неутешительный вывод напрашивается сам собой: после революции Татев, как бывший царский офицер, видимо, был отправлен в Сибирь. Попал в один из сталинских лагерей, возможно, что и в Колпашевском районе, который, между прочим, входил в систему печально известного ГУЛАГа (главного управления лагерей). Кстати, именно в тех местах находился Колпашевский Яр — место массовых расстрелов политзаключенных, где погибло, по некоторым данным, около 4000 человек.

Довольно невзрачная открытка, очевидно, представляла для Татева какую-то ценность, поэтому он взял ее с собой. И расстался с ней лишь 22 года спустя с момента получения — именно тогда на ней, поверх оригинального текста, появилась "чужая" надпись, датированная 1933 годом! В 30-х массовые репрессии  уже вовсю шли по стране, поэтому расстался, конечно, не по своей воле: либо был расстрелян, либо умер своей смертью. Второе тоже нельзя  исключать, ведь на тот момент ему было уже 70 лет.

Наша семья с начала 50-х годов жила в Беларуси, последние 40 лет — в Барановичах. Но связей со своей малой родиной отец не терял, время от времени ездил к родственникам в Сибирь. Заинтересуйся я этой историей раньше, я бы, конечно, расспросил его о том, как попала к нему открытка бывшего царского офицера. Может, он смог бы навести какие-то справки по месту своей юности. Сейчас это уже невозможно: отец умер в 2001 году. Утверждать на сто процентов, что с Татевым всё было так, как я описал выше, я не могу, но на восемьдесят — пожалуй.

И еще одно мы не узнаем уже никогда: почему простая черно-белая открытка с незамысловатым текстом была так дорога Дмитрию Татеву, что он хранил ее 20 с лишним  лет и сберег даже в самые трудные годы?