Выпускники минского иняза

Как вы, читатели (если таковые сыщутся), можете видеть, два коротких опуса, предлагаемых вашему вниманию, были написаны мной примерно два с половиной года назад. И все это время я колебался, стоит ли их выставлять на публику. Ибо изначально эти сочинения носили достаточно интимный характер, в том смысле, что предназначались в качестве ответа одной персоне на выдвинутые провокационные вызовы, об истинных причинах которых я могу только догадываться, не будучи уверенным до конца. Но, надеюсь, моя интуиция меня не подвела тогда, не подводит и сейчас. Посчитав данные опусы резковатыми на тот момент, по своей деликатности (ну кто еще похвалит, если только не сам себя!) не решился той персоне их представить немедленно, так сказать, по горячим следам, хотя желание было сильным, тем более, что эти эссе родились на одном дыхании буквально в течение нескольких часов после этих самых вызовов (а, может, все-таки, и провокаций). Не исключаю, что оригинальный адресат прочтет некогда предназначавшееся только ему. Но, вместе с тем, я подумал, что все же некое обобщенное философское зерно в моих опусах присутствует и может быть интересным не только для прочтения. Не сочтите меня, уважаемые читатели, несдержанным нарциссом, не кидайте большими камнями, ибо профессиональным писакой себя никогда не считал, а пописываю иногда скорее для развлечения, своего и вашего. Воспринимайте это в качестве околофилософских баек. Побольше юмора и цинизма, и к вам потянутся, наверно.

С надеждой на понимание искренне ваш,

Александр НЕГРЕЕВ
Апрель 2012 г.

Так о чем это я? Ну да, о философствовании. В наше время занятие это стало как-то немодным, что ли. Народец современный все больше норовит прагматизмом побаловаться. Ну, там материальное благополучие нарастить и, так, совсем между прочим, какую-никакую карьерку сварганить, так чтобы не совсем зря, чтобы не было мучительно больно… Ну, вы знаете, учили, чай, в школе.

То ли дело было в старопрежние времена. Известно, что в чужом огороде трава зеленее, а в молодости и, даже страшно молвить, в юности жизнь, естественно, была ярче, краше, лучше и веселее по мудрому изречению вождя всех народов. Но я не об этом. Я к тому, что в те дальние, дальние годы очень уж увлекался наш народ философствованиями. Хотя…, не скажу за всех, но вот про себя однозначно — очень любил. Особенно в ночные часы, когда обуревала молодецкая бессонница и взор непроизвольно тянулся и выискивал на черном небосклоне луну как извечный символ и точку притяжения вековечных размышлений о сути всего сущего. Это сродни волчьему вою на эту самую луну, когда душевный порыв гармонично переходит в экстаз мистического слияния, подключения к вселенскому разуму. За это можно все отдать, как пела известная примадонна времен позднего советского застоя.

Вот видите, опять понесло, никак не сдержать рвущуюся наружу прошедшую (увы, увы!) молодость. Так и тянет шевельнуть мозгами, так сказать, влить свежую мысль в подсохшее серое вещество.

Впрочем, это была присказка, а вот и сказочка, разогревшая зуд философствования в моей уставшей душе. Итак…

Есть такая притча: при загадочных обстоятельствах как-то встретились уставший от жизни Человек и его Ангел-Хранитель...

Ангел проявляет внимание к Человеку и интересуется, как он ощущает себя на Земле, счастлив ли он, что чувствует, что собирается предпринимать, о чем мечтает...

На вопросы Ангела утомленный и утративший интерес к жизни Человек отвечает с неподдельным укором, что устал от жизни и совершенно не чувствует присутствия в своей жизни Ангела— Хранителя...

Ангел, улыбаясь, приглашает Человека проанализировать весь его жизненный путь, говорит ему: « Смотри, вот ты идешь по жизни — это твои следы остаются на земле, а мои всегда идут рядом с твоими, т.е., я постоянно был рядом и никогда тебя не покидал!»

Человек, просматривая свою жизненную дорогу, вскрикивает: «Ну как же так, вот тут и тут я вижу только свои следы, а тебя нет рядом. Где ты был в этот сложный для меня момент жизни?»

Ангел отвечает: «А в этот момент я нёс тебя на руках...»

Ну, слава Богу! Есть от него поддержка в нашем безжалостном мире! Не одинок Человек в своих мытарствах, все кто-то присматривает за ним, шествует по пятам незримо, только следы параллельной строчкой аккуратно ложатся вдоль жизненного пути. В общем, то ли страхует, то ли конвоирует. Небось, помните, что береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет — это когда шаг вправо, шаг влево… дальше по тексту. А, может, вообще крышует, ну, в смысле защищает там, охраняет и прочее. Короче, жить помогает и ничего взамен не просит, альтруист небесный. Или просит все-таки? Ведь вот что вырисовывается, посудите сами. И стрелку, то бишь встречу, забил Ангел наш, так сказать, хранитель с Человеком и интервью устроил с прицелом: «А как ты, милок, по сути мою деятельность оцениваешь? Как-никак столько лет тебя пасу, чадо неразумное и слабое, пора бы и мне хвалу воздать за труды тяжкие. Ведь я постоянно был рядом и никогда тебя не покидал!»

Да и то подумать, ну кто ж за так нынче корячится?! По-моему, законно, ты мне — я тебе. В общем, бартер.

Дальше вообще начинают проглядывать контуры мистического. Это к тому эпизоду, когда Человек возмущается отсутствием следов своего Хранителя рядом в сложный момент своей жизни (мысль о том, что Человек свои следы от чужих не отличает, мы отвергаем, товарищи!). Что Ангелок отвечает? Правильно, что он в тот момент нес, оказывается, Человека на руках. Эх, кто бы меня сейчас поносил! Впрочем, я отвлекся в очередной раз. Знаете, старость надвигается, генеральная линия обрастает словесами, а потому теряет стабильность и отклоняется постоянно, за что прошу пардону.

Продолжаем движение…

Короче, в данном пассаже меня смущает техническая деталь: то Ангел регулярно следил (в смысле следы оставлял) за Человеком, а как только дело за переносом на руках стало, так следы пропали! Ужас! Хотя, ангелы всякие — существа неземные, даже, можно сказать, божественные. Так что, видимо, это свойство у них такое: взялся за перенос — следы пропали. Я ведь что подумал: может, это не Человек, а Ангел-хранитель утомился или там, скажем, вообще Хранитель слабосильный какой-то попался. Сконцентрировался типа, всю энергию кинул на аврал, сканализировал, а производство следов без подпитки осталось, нечем, значит, метить славный путь. Незадача. При этом, видать, так низко нес, что Человеку пришлось ногами перебирать, шаркая по тверди (небесной ли, земной ли, значения не имеет), пятная сложность момента своими лаптями-скороходами. А то еще существует предположение, что Ангел тот и вовсе не чист на руку был, этакий шулер с бегающими глазками. Сам, небось, в описанный момент решил левака подзаработать, ну, и в компании столь же маломощных ангельских хлипаков тащил очередное увесистое тело по судьбоносным ухабам, пыхтя и теряя от натуги перья с белых крыл (было чудо, а стало чудище в перьях!), а «своему» Челу развесистую клюкву на уши повесил. Вот ведь какой коленкор нарисовался! А еще, может, он (Ангел наш) агент небесной безопасности: в методах конспирации преуспел и в духе доктрины «Не наследи» прилежно уничтожил маркеры личного участия?! Все может быть. Впрочем, есть еще вариант, что Человек в бесконечной борьбе с драконами бытия непоправимо надорвался и просто ничего не понял, вследствие чего настала драматическая органолептическо-интеллектуальная понижающая дисфункция с нарушениями рецепторно-аналитических связей. В общем, чтоб понятнее, это когда все мимо сознания в песок, как сквозь дырявый дуршлаг.

Да и то сказать, все в руке божьей, точнее, ангельской! Все заблаговременно расписано и прописано, кто-то рядом денно и нощно бдит — спи спокойно, дорогой мой Человек!

Что-то я совсем в глубь да вширь пошел. Однако и предел знать надо, ибо сущность вещей постичь невозможно, а вот потопнуть в многовариантностных трясинах умствований — перспектива не радужная. Ищите истину и несите ее неразумным, ибо учение — свет, а неученых — тьма!

Такая вот философия… А вы говорите.


Александр НЕГРЕЕВ
Минск, сентябрь 2009 г.

Жил-был штопор-буравчик. Такой хорошенький, закрученный-закрученный весь, как поросячий хвостик, блестящий и острый, и никакая пробка ему нипочем! Соблюдал правило буравчика: вкручивался по часовой стрелке, выкручивался против, потому и шло все гладко и красиво. Сколько было пробок сокрушено таким правилом, сколько отверзлось запечатанных текучих, летучих и прочих сущностей! И сразу за этим награда — щедро омытое высвобожденным всклокоченным потоком осознание собственной всепроникающей мощи! И гордость за грамотно и профессионально примененные отточенные годами приемы. Никаких там вывертов или экзотических движений — все строго по каноническим давно апробированным на практике инструкциям. Как в учебнике, как учили! Вот суть успеха, ибо инновации — дело скользкое, неведомое, а главное — без академически предсказуемого результата. Да и то сказать, к чему новизна, если надежное и проверенное сбоев не знает и дает неизменно победный результат. Ведь тут важно четко поставленное усилие, приложенное под правильным ракурсом, а там само пойдет, — а куда оно денется!

Время шло своим чередом, буравчик накручивал на спиральное тело бесценный опыт тесного общения с пробками, уже почти по наитию определяя плотность материала, степень сопротивления и необходимое время откупоривания. Благодаря этому буравчик рос в цене, слывя высококлассным инструментом. Его ручка-упор засияла хромом, а вправленные в нее бриллианты вспыхивали веселыми искорками, когда он кокетливо поворачивался в свете восхищенных взглядов, искусно подавая себя с наиболее привлекательной стороны, а винтовое жало хищно поблескивало отполированными ухоженными боками, демонстрируя потенциал, противостоять которому совершенно невозможно, в чем буравчик был убежден до конца. И зеркало ему в этом вторило, услужливо копируя своим естеством малейшее движение и поворот столь блестящего клиента. Но за таким искренним порывом преданного партнера осталось незамеченным его одно коварное свойство: безупречное совершенство воспроизводило все, даже нестерпимый блеск, возвращая его оригиналу, ослепляя и, преломляясь, изменяя очертания, совсем чуть-чуть, почти незаметно. Позже погрешность стала накапливаться, но буравчик уже был покорен собственным исключительным великолепием и потому просто не заметил разницы, все также обращаясь к зеркалу со старым заклинанием: «Я ль на свете всех острее, всех мощнее и быстрее?» Ну, а зеркальце в ответ: «Ты всех лучше, спору нет…»

Жил буравчик как шестеренка в машинном масле: и работы хватало для поддержания профессионального уровня, и лавры самого-самого тут, и отражение продолжало слепить, и рядом появились подрастающие буравчики — наследники и продолжатели. И все вроде бы так, да что-то не так. Какие-то смутные неясности терзают само совершенство, вроде даже как бы приглушая звонкие фанфары. Да в чем же дело-то?

И тут попалась ему старая-старая, поросшая мхом и паутиной, емкость с пробкой архаичного дизайна. И буравчик тут же узнал ее: «Ба, да это ж та самая штуковина, с которой я в прежние времена бился-бился, да только сам разбился. Ну ничего, тогда у меня был еще малозакаленный хвостик, мягкий и податливый. А сейчас я уже ого-го! Острие — дай бог каждому, витки — не раскрутишь, не вытянешь и не выпрямишь — шалишь! Как вкручусь — не заметишь, а заметишь — не вырвешь — знай наших!»

И впился буравчик в пробку. Все по правилам — вперед по часовой, а потом потянем, поддернем, приналяжем — и вот она, победа!! Наконец! И хлынет, откроется запечатанная тайна, и можно упиваться содержимым! Но… что это, что там не пускает?! Ну-ка еще немножечко, еще чуточку, сейчас, сейчас… нет, не идет. Вот заковыка.

И вкручивался буравчик, и выкручивался, и спереди пытался зацепиться и сбоку, да вот не идет пробка из горлышка, будто приросла. И поднадавил он на нее, и подалась она, да только так, что еще крепче засела в узости прохода. И уже совсем никуда — ни туда, ни сюда! И застрял буравчик, затиснула его плотность плотная, не отпускает. И стал гнуться буравчик, начала лупиться хромированная шкурка, оголяя скрытую под ней ржавь. Устал металл: начали кольца вытягиваться, и поросячий хвостик жала стал похож на кривое шило. Потускнел сразу сверкающий вид, растерялся в конвульсиях, обтирая былое великолепие о стенки емкости и пробку. И померкло зеркало, в котором отразилось неприглядное преображение, с отвращением отбросив за ненадобностью былому кумиру его новое изображение. И взвизгнул буравчик в последний раз, что-то жалко пискнуло, кривая железная загогулина брякнула об пол. Острый кончик — краса и гордость буравчика — отломился и неряшливым ошметком торчал из так и не покоренной пробки.

Причины краха буравчика неизвестны до сих пор. Говорят, пробка оказалась не совсем пробковой, вроде бы чего-то в нее добавили хитрого такого, на что и нарвался буравчик сгоряча, уверенный в своей всепроникающей непобедимости. А то, говорят еще, что пробка была сделана по каким-то старинным рецептам и потому поведение ее оказалось непредсказуемым.

Может, все это и правда, кто знает. Одно очевидно — не все то пробка, что так выглядит.


Александр НЕГРЕЕВ
Минск, октябрь 2009 г.