Последние статьи
|
|
|
|
|
|
Интересный факт
|
|
| Во время и после Первой Мировой войны Великобритания вручала родственникам всех погибших памятный медальон с надписью «Он умер за честь и свободу», который в народе прозвали «Пенни мертвеца». На нём были изображены женская персонификация страны Британния рядом с другим символом страны — львом. Два дельфина в стороне символизировали морскую мощь государства, а второй лев внизу медальона раздирал на части немецкого орла. Уникальность данной награды в том, что на каждом из более чем миллиона выпущенных медальонов отчеканены имя и фамилия конкретного человека. Причём звание или должность погибшего не указывались и не влияли на форму или размер награды — тем самым подчёркивалась равнозначность жертвы каждого для достижения общей цели. |
|
|
Google
|
|
|
|
|
|
| В африканском плену. Часть I |
Записки военного переводчика
За полчаса пребывания в редакции «Снплюс» этот неулыбчивый подполковник едва произнес несколько фраз. Отдал дискету с текстом, молча попозировал перед фотокамерой. На вопросы отвечал по-военному коротко и точно. Во всем его поведении, в скупых словах и жестах чувствовалось достоинство. Когда он ушел, кто-то из наших сотрудников произнес: «Железный парень!».
Александр Кувалдин — парень действительно железный. Три года он провел в плену в жаркой Африке. Выполнял в конце 1980-х в Африке, как тогда было принято называть, «интернациональный долг» в качестве военного переводчика и был захвачен в плен одной из враждующих группировок. Три года настоящего ада...
Его освободили вместе с другими советскими военными советниками в марте 1991 года. Повезло, наверное. До развала СССР оставались считанные месяцы. Случись Беловежские соглашения раньше, никому не было бы дела до старлея-переводчика из Беларуси... Кувалдина наградили орденом, присвоили звание майора, как когда-то Гагарину, — через одну ступеньку.
Сейчас Александр работает в журнале «Армия» — издании очень симпатичном и полезном для тех мужчин, кто влюблен в оружие и военное дело. Переводит с английского, сам пишет.
В африканском плену
Часть I.
... Мы сидим на раскаленном песке, окруженные разъяренными чернокожими автоматчиками. Нас прикончат через минуту? Через две? Очередь — и мы навсегда пропадем без вести. После изнурительного перехода по горам с погоней и захвата в плен о смерти не думается.
Не на автоматчиков мы смотрим. Три пары глаз жадно устремлены в африканское небо, где барражирует вертолет. Мы с безумной надеждой следим за каждым его маневром. «За нами...».
Вот машина резко пошла к земле, пропала из виду. Прошло несколько минут, и вертолет появился в небе снова — на этот раз он стремительно удалялся.
Слезы бессилия, отчаяния потекли по моим щекам, оставляя грязные дорожки.
А начиналось всё так безмятежно...
... В 1983 году я окончил Минский иняз. Распределение: Гомельская область, сельская школа, учитель английского языка. Попутно назначили и военруком — все-таки лейтенант запаса.
Каждые полгода я обращался в райвоенкомат с рапортом — просил призвать в армию: служить-то все равно после института надо. Но меня отшивали: «Из сельской местности учителей не призываем!»
В Новополоцке, куда я перебрался, моему рапорту неожиданно дали ход. Спросили лишь: «В одну из стран с жарким климатом согласен поехать?» Еще бы!
Я и мое семейство за сутки (!) прошли медкомиссию. Уже на второй день собственноручно повез документы в Витебск. Скорей, скорей!..
Но не тут-то было. Потянулись долгие четыре месяца ожиданий: где-то ходили, проверялись документы, утрясались разные вопросы.
Я энергично готовился к отъезду. А родные, наоборот, ходили со слезами на глазах. Взял и пошутил как-то: да так вы слезы выплачете на всю оставшуюся жизнь. Знать бы мне тогда, что слова — пророческие...
На собеседовании в Москве я встретил еще девять белорусов — выпускников нашего института. Это ободрило: значит, рядом будут свои.
Десять дней на подготовительных курсах пролетели мгновенно. И вот мы в Шереметьево-1. Провожать меня в Эфиопию приехали мама, брат, жена и трехлетняя дочь.
... Аддис-Абеба встретила страшной жарой. И невероятной влажностью. С непривычки трудно было дышать.
На базу, которая расположилась на бывшем военном аэродроме, нас повезли на автобусе советского производства. Все мы жадно уставились в окна: какая она, Эфиопия?
Центральная часть города быстро закончилась, начались пригороды. Вдоль дороги потянулся бесконечный забор из железобетонных плит с витиеватыми надписями на амхарском языке. После каждой фразы стоял восклицательный знак. «Наверное, какие-то здравицы», — высказал предположение кто-то из нас. Все с пониманием закивали головами — как же в жизни без здравиц? Как же мы смеялись потом, когда выяснилось содержание тех экзотических африканских здравиц: «Не мочиться!».
На следующий день прошли инструктаж. Вскоре появились «купцы». В распоряжение главного военного советника при командующем 2-й Революционной армией, ведущей боевые действия на севере Эфиопии, в Эритрее, из нашей «белорусской» группы отобрали четверых. Среди них был и я.
В Асмэру, столицу Эритреи, транспортный самолет доставил нас за два часа. Летчики были наши, бывшие «афганцы» — это нам стало понятно по крутому взлету. Едва взлетели — пилоты начали жарить в салоне на примусе мясо. Мы страшно удивились: это же надо, полет, а обед в авиации — по распорядку!
Поселили нас в офицерском общежитии бывшей американской военной базы Каньо. На следующий день выдали эфиопскую военную форму. Все казалось сказкой: вчера школьный учитель — сегодня переводчик при советнике командира дивизии.
Поставили для усиления в ночной караул. Этот день считался своеобразным «днем сепаратиста» — 1-го сентября образовался Народный фронт освобождения Эритреи. Ожидали всевозможных провокаций. Но та ночь прошла спокойно.
Через два дня наша группа советников выехала к месту постоянной дислокации. Неофициально советники звали это место «задница Эфиопии» — здесь был самый северный пункт пребывания советских специалистов. Удивительно, но и название его было «северным» — Тикси.
Машина быстро бежала по дороге, построенной когда-то итальянцами. Я сидел на матрацах в кузове машины и восхищался пейзажем. Серпантины дороги, глубокие ущелья (на дне их валялась техника, подорвавшаяся на минах), рощи стройных эвкалиптов, гиганты-баобабы, обширные лимонные сады, небольшие деревушки с круглыми домами-бэтами восхищали своей экзотичностью. Вокруг доминировали только три цвета: кирпичный — цвет земли, голубой — цвет неба и зеленый — цвет растительности. Но чем ниже мы спускались, тем плотнее эти три цвета сливались в один — песочно-серый, цвет Африки.
Русская баня
Представьте себе: Африка, жара плюс 45 в тени, дышать нечем, я совершенно мокрый от пота. И вдруг мне заявляют: по случаю прибытия нового переводчика истоплена банька. Я подскочил, словно ужаленный: как, банька? В Африке? Мне показалось, что только сумасшедший может додуматься до парной в Африке.
Но все было правдой. Была баня, была парилка. Более того, баня тогда показалась мне самым райским местом на земле. Как приятно было постоять после парилки под прохладной водой душа! «В Африке потому высокая рождаемость, что после бани человек рождается снова», — подшучивали старожилы над молодым переводчиком. И действительно, я почувствовал себя, будто заново родился.
А вот местное население нашей бани сторонилось. Да что там сторонилось— панически боялось. Самым большим наказанием для эфиопских солдат, которые охраняли нас, было пойти и проверить, достаточно ли нагрелись танковые траки и камни в парилке. Охранники соглашались отсидеть трое суток на гауптвахте, лишь бы только не заходить в эту проклятую раскаленную русскую баню!..
Полноправным членом нашей группы был кот Вась Васич. Привезли его котенком из Союза. Так что этот кот был наш, советский. Бывало, позовешь его и шепнешь: «Вась Васич, шифта!» Он падал на землю, закрывал глаза и не подавал признаков жизни — что бы мы с ним ни делали. Целый день кот где-то пропадал. Появлялся лишь к ужину. Спал на столе. Позавтракав, снова исчезал на весь день (впоследствии перешедшие в наступление сепаратисты — шифта — повесили кота на руинах нашего дома).
Жила наша группа в соломенном бэте. В единственной комнате стояли две солдатские металлические кровати и стол. Под крышей вместо потолка было натянуто парашютное полотно. К дому были пристроены душ и баня. Рядом размещались столовая, кухня и хранилище для продуктов. Возле дома был сложен из камней холм высотой около трех метров с круглым окопом на вершине — наш оборонительный пункт на случай. А вокруг простиралась долина с сухими акациями, термитниками и небольшими горами. Долине не было конца...
Выход из «котла»
Я встретил в Африке очень много смелых и честных советских офицеров.
Особенно много добрых впечатлений осталось о подполковнике Н. С. Бойченко, с которым мы три месяца ходили в рейды, участвовали в контрнаступлении бригады, выходили из окружения. Ночевали все это время в кузове ГАЗ-66, постоянно готовые к любым неприятностям. Пища готовилась на скорую руку тут же, в кузове. Иногда охранники огонь разводили где-нибудь в наспех вырытой ямке за машиной.
Здесь я впервые почувствовал, что это такое — тяготы и лишения военной жизни. Запомнился выход из окружения. Бригада наступала уже двое суток, когда нашей группе вдруг сообщили: мы в «котле». Выход был назначен на полночь. Комбриг-эфиоп отказался от встречи с нами. Мы находились в полном неведении. Загрузив свою машину и проверив боезапас, устроились в кузове в ожидании движения. Чтобы скоротать время, начали рассказывать друг другу анекдоты. Мы даже не заметили, как двинулись в путь: нас мучил дикий хохот. И так продолжалось четыре часа — все время, пока мы выходили из окружения. На каждой остановке мы выскакивали из кузова и ... «метили» колеса машины.
Утром нас срочно вызвал к себе командир бригады. Вид у него был хмурый, взгляд враждебный. «Мы что, неправильно вышли из окружения? Но мой штаб выполнил все ваши предложения!» — начал он разговор, даже не поприветствовав нас. Сдерживая улыбку, мой командир объяснил суть дела. Глаза эфиопа превратились в узкие щелочки: «Ну, если это было так смешно, давай, переводчик, рассказывай!».
«Издевательства» над нашими анекдотами и надо мной длились около двух часов: я не всегда мог найти английский эквивалент русскому понятию или слову. К тому же нам приходилось опять смеяться, а было уже явно не до смеха...
Последняя моя группа, в которой я служил переводчиком, стала для меня родной. С советником при командире дивизии по артиллерии подполковником Юрием Петровичем Калистратовым («Петрович») до сих пор переписываемся и перезваниваемся. В Африке Петровичу досталось, пожалуй, больше всех. Три года на африканском фронте, наступления, рейды. Когда до отъезда на Родину осталось 10 дней, нашу группу захватили сепаратисты. Его эфиопская командировка продлилась еще три года. Выше всяких похвал был и советник при командире дивизии подполковник Евгений Николаевич Чураев («Шеф»). Меня же звали просто — Саня.
Как я ездил взрывать аэропорт
Командир нашей группы принял решение убыть в Асмэру, чтобы купить продуктов, отдохнуть, забрать почту. В то время на дорогах свирепствовала шифта (сепаратисты). Советское командование запретило советникам ездить в Асмэру на машинах. Передвигаться следовало исключительно по воздуху — самолетом или вертолетом. Но они летали крайне редко.
Потратив день на то, чтобы добраться с фронта до Аф-Абета, мы к своей радости узнали — на следующий день будет вертолет на Асмэру. Вечером съездили в аэропорт, записались в список пассажиров. Каково же было наше удивление, когда на следующий день во время посадки мы не обнаружили в списке своих имен. Нам объяснили: вместо вас в столицу отправляется группа высокопоставленных офицеров эфиопской армии. Была нарушена договоренность о первоочередности проезда советских советников. Нас клятвенно заверили: следующим рейсом улетите обязательно.
После того как мы не смогли улететь и следующим рейсом, командир сказал мне: «Меня не волнует, как именно мы попадем в вертолет, но если не улетим следующим бортом — пеняй на себя».
Одевшись в новую эфиопскую военную форму, я взял оружие, сумку с боекомплектом и гранатами и на машине рванул в аэропорт. Когда входил в кабинет начальника регистратуры, я «вспомнил» всех его родственников до пятого колена. Усевшись перед ним, я положил на стол возле себя автомат. Достал из кобуры пистолет, извлек из сумки гранату и принялся ввинчивать запал. На ломаном английском языке услышал вопрос: «Что господин офицер желает?». Продолжая готовить оружие, я стал объяснять местному начальнику, что защищаю здесь его страну; в то время как он штаны протирает, я уже три мешка пота пролил за единство и суверенитет его державы и т. д. К чему скрывать, моя пространная речь не раз прерывалась известными словосочетаниями из русской ненормативной лексики, что явно усиливало эффект. Что-что, а эти простые русские слова, как мне кажется, любой народ запоминал, узнавал и употреблял чаще других иностранных слов, возводя их в ранг интернациональных.
На следующий день мы услышали рокот двигателей. Но прежде самолета мы увидели машину начальника регистратуры и его лучезарно улыбающуюся физиономию: аэроплан подан, товарищи. Через два часа мы приземлились в Асмэре.
Я — «фронтовик»
Все советники и специалисты, находящиеся непосредственно в районе боевых действий, назывались одним, но емким словом — фронтовики.
В этом слове скрывался и сарказм (мы ведь не принимали участия в боевых действиях), и уважение («окопная жизнь» была не легка).
Раз в месяц в Асмэру из Союза привозили продукты, которые мы заказывали. Выдавали также денежное довольствие. Для получения всего этого обычно от каждой советнической группы прибывали 2—3 представителя. В больших группах в Асмэру выезжали по очереди, но предпочтение отдавалось офицерам, у которых были семьи в городе. Мне повезло: каждый месяц я бывал в Асмэре.
Эти поездки были незабываемы. Представьте себе восемь часов езды по каменистой горной дороге. Все для тебя ново: вон стадо бабуинов побежало, испугавшись шлейфа пыли, поднимающейся за машиной; а вон толстый баобаб растет среди тощих акаций, а вон зеленеет эвкалиптовая роща, а там ютится деревенька с круглыми соломенными домами, лимонный сад, а вон...
Нервную дрожь всегда вызывали лишь военные блокпосты, которые стояли на въезде и выезде маломальского населенного пункта. На этих постах все машины подвергались досмотру. Запрещалось перевозить гражданских лиц, эфиопских военнослужащих без разрешающих документов на проезд и спиртные напитки. Машины, принадлежащие советским советническим группам, по договоренности государств не досматривались. Однако это соглашение не соблюдалось, и наши машины «шмонались», как и все остальные. После каждого такого досмотра уходило много времени на наведение порядка в кузове машины. В одну из поездок эфиоп, который производил досмотр, вывел меня из себя, постоянно задавая лишь один вопрос, везем ли мы джин. Наглость его была столь безгранична, что мне пришлось вытолкать его из кузова.
Начальник блокпоста выскочил из жестяной будки и, размахивая пистолетом, бросился к нашей машине. Выброшенный мною эфиоп опять стал забираться в кузов. Для «защиты» советской территории мне тоже пришлось вытащить оружие. Конфликт быстро решил мой командир, заявив, что как коранель (полковник) он своей властью накажет матолику (т.е. меня, младшего офицера). Повернувшись ко мне, он улыбнулся, погрозил кулаком и сел в кабину.
Осенью 1987 года во время выезда на фронт нас застал ливень в горах. На перевале собралось около 15 машин, «Уралы», ЗИЛы не могли подняться на склон горы — дорога текла под колесами. Наша машина стояла в пробке на вершине склона. Мокрые до нитки, мы с командиром прятались под кузовом, ожидая окончания дождя. Я нервно потягивал сырую сигарету, командир был спокоен — для него это было не впервой. Заметив мою нервозность, он непринужденно засмеялся: «Дождь скоро закончится, и снова на солнечной сковородке будешь жариться». Внезапно я услышал какой-то странный, проникающий в душу гул. Вылез из-под кузова под теплый дождевой душ, чтобы осмотреться. Гул шел откуда-то с гор. Подошел командир. Сплюнув сквозь зубы, он мрачно пробормотал: «Не повезло ребятам, что внизу». Я вначале не понял его слов. Внизу, в долине, стояло несколько полностью загруженных «Уралов». Гул нарастал. С гор, играючи, подбрасывая камни весом в полтонны, катился дождевой поток. Он быстро приближался к машинам. Подхватил и потащил их, как кораблики. Машины казались игрушками в руках ребенка, который переворачивал их, подбрасывал вверх, с силой ударял о землю и швырял дальше. Я стоял, завороженный этим действом, и даже не заметил, как закончился ливень и вновь появилось солнце. Земля быстро подсохла, и мы медленно стали спускаться в долину. А там, понуро опустив головы, стояли водители и пассажиры машин, все еще не веря то ли своему счастью, что остались живы, то ли потере машин и всего имущества.
Иногда переводчиков назначали помощниками дежурных по штабу. Мы поддерживали телефонную связь с КП местного аэропорта, а также с командованием 2-й революционной армии. Именно в одно из таких моих дежурств я основательно познакомился с армейским строевым уставом. Ночью, часа в два, ко мне в дежурку зашел исполняющий обязанности главного военного советника. Я встал, представился, доложил. Начальник ласково потрепал по плечу и сказал: «Сынок, успокойся, ведь 2 часа ночи». Через 30 минут снова зашел. Я встал, представился, но уже не доложил. За что получил большую взбучку. Немного погодя он вновь появился в дежурке. Я вскочил, представился, доложил. Полковник пожурил меня за такую ненужную исполнительность, посоветовав «не рвать ночью нервы». При следующем его посещении я опять только представился, услышав в ответ длинную тираду о никудышной военной подготовке молодых офицеров и слабом знании инструкции. Я стоял ошарашенный. До конца моего дежурства полковник появлялся еще не раз, и сколько он меня ни увещевал, всякий раз я все исполнял по инструкции.
«Земляк»
Это будет, наверное, самая короткая глава моего рассказа.
Я и сейчас убежден, что родной язык греет лучше солнца, звучит свежее и прозрачнее дыхания морского воздуха там — вдалеке. Всегда приятно, радостно встретить земляков в тридевятом царстве, в тридесятом государстве. Но я хочу рассказать лишь про одну встречу.
Мы ехали по Асмэре. Буйная зелень, красные цветы укрывали ограды вилл, ветер наполнял улицы специфическим африканским запахом, солнце еще не полыхало в зените.
Я сидел в кузове машины, лениво созерцая всю эту красоту. И вдруг из-за поворота показался он. Я вскочил и отчаянно застучал по кабине. Машина резко остановилась. Из кабины выскочил взъерошенный и испуганный командир: «Какого черта?» «Земляк», — скорее прошептал, чем сказал я, указывая на него. Командир взглянул туда, куда я показывал.
За нами, натужно пыхтя и густо разбрасывая дым, бежал «земляк» — трактор «Беларусь».
Лучший способ быстро раздеться
Все началось в жаркий душный вечер 17 марта 1988 года. Меня позвали к телефону. Хождение по ночной пустыне, даже с охраной, не доставляет удовольствия. В тот же вечер мне стало и вовсе не по себе.
Связь у нас никогда не отличалась хорошим качеством, поэтому я понял немногое: нам надо срочно быть в Аф-Абеде. Предстояло преодолеть семь десятков километров по ночной дороге. И без охраны. Посоветовавшись, мы решили выехать рано утром. Однако судьбе был угоден другой сценарий.
Рано утром шифта перешла в наступление. Противник ударил по стыку дивизий эфиопской армии и бригад нашей дивизии (за сутки до этого наши советники рекомендовали именно здесь усилить оборону, однако эфиопский генерал слушал нас внимательно, но делал по-своему).
При первых залпах артиллерии мы поднялись на горку, где размещался КП командира дивизии. Каково же было мое удивление, когда в бинокль я увидел четыре пылящих танка сепаратистов. «Вы же говорили, что у них нет танков!», — вскричал командир нашей группы. Потом как можно тактичнее объяснил, что следовало бы предпринять. Эфиопский генерал согласился с его предложениями. Я связался по рации с моей бывшей бригадой, находившейся у нас в тылу, и попросил от имени генерала усилить дивизию танками.
Когда они прибыли, мы узнали, что их нельзя использовать для контратаки: нет воды для охлаждения двигателей...
Командир приказал прибыть на КП минометной роте. Но опорные плиты минометов возили на ослах отдельно от стволов. Сепаратисты уже успели перебить ослов... Африка, словом.
Напряжение возрастало с каждой минутой. Через час к комдиву подошел эфиопский дивизионный «особист» и сказал, что его документы необходимо вывезти в тыл на «русской» машине (в дивизии машина была только у комдива). Комдив согласился и попросил нас уехать. Но командир нашей группы отказался: «Наше место здесь. Мы будем вместе с дивизией». «Если кто-то из вас погибнет, меня расстреляют», — осадил его эфиопский генерал. Мы не знали, что эфиопские дивизии левого и правого флангов уже ушли со своих позиций...
После долгих просьб наш командир все же принял решение выехать в расположение бригады, которая стояла в четырех километрах в тылу.
А вокруг был уже ад! Свист пуль слышался с разных сторон. Казалось, в нас стреляли не только чужие, но и свои. Я, как обычно, ехал в кузове машины. Поэтому хорошо разглядел жуткую картину: из зарослей кустарника появился танк и двинулся за машиной. Но наши танки без воды! Значит, это танк сепаратистов?! Вот он опускает свой «хобот», который смотрит прямо на меня. Все, сейчас будет выстрел...
Но — пронесло: танк свернул. Чей это был танк? До сих пор не знаю.
В суматохе так получилось, что мы остались одни, если не считать охранника. Устроились на ночевку между двумя бензовозами (самое безопасное место, не правда ли?).
Утром мы стали приводить себя в порядок, побрились насухо (воды было мало). Эфиопские офицеры удивлялись: «Война кругом! А вы!..»
...Выходили к своим уже вторые сутки. Повезло: примкнули к колонне эфиопских войск. Но счастье оказалось недолгим: сепаратисты перерезали путь отхода. Колонна развернулась и стала возвращаться к месту прежней дислокации.
Бой уже слышался и в голове, и в хвосте колонны. Это был конец... Командир и артиллерист устроились в кабине, я, как водится, в кузове на матрацах. Их возили не для комфорта — таким образом мы спасались от осколков мин. Матрацы и спасли меня.
Когда наша машина пробиралась сквозь заросли, я неожиданно почувствовал на своих усах какой-то пух. Оказалось — вата. Покрутил головой — батюшки, вата же вылетает из матрацев! По нашей машине стреляют! Я взвился, как пружина, нырнул за борт, повиснув на руках. Оторвалась фляга... Так я ехал минуты три, пока машина не встала. Ее остановила пулеметная очередь по двигателю. Все произошло на подъезде к маленькой речушке.
Все выскочили из машины. Боже мой! Метрах в пятидесяти по руслу речушки, разбрызгивая воду, прямо на нас шли около 20 сепаратистов, стреляя с «калашей» от живота. Мне почему-то вспомнился фильм о Великой Отечественной войне, в котором вот так же шли гитлеровцы...
Нас обогнала зенитная установка. Мы побежали через реку, прячась от пуль за ее кузовом. Не знаю, что кричат женщины при родах, но я закричал, заглушая в себе страх смерти: «Спасай, мама!..». Петрович и командир сумели ухватиться за борт машины. То, что случилось потом, я осознал лишь через несколько дней: эфиопы, находящиеся в кузове, ногами били по рукам «товарищей», пытаясь сбросить их с кузова. Упал командир, я перепрыгнул через него; упал артиллерист, я перепрыгнул через него... На бегу оглянулся: командир и артиллерист бежали немного позади меня. Слава Богу — живы. Мы бессильно упали на песок метрах в тридцати от берега.
Отдышавшись, увидел: случилось то, чего и врагу-то не пожелаешь, даже на войне. Я промчался сквозь заросли акаций. Три минуты бега — и на мне остались только ремень и кепка. Самый быстрый способ раздеться в Африке — пробежаться через колючки...
Воды, воды, воды...
Уходя из окружения небольшой пешей колонной, мы поднимались все выше и выше. На перевале оглянулись. И стали свидетелями драмы, которая разыгралась возле нашей машины.
Откуда-то выскочил танк тылового охранения эфиопской колонны. Выстрелом он в щепки разнес нашу машину вместе с шифтой, которая облепила ее, как муравьи. Танк стремительно двигался вперед, подминая под себя всех и вся. «Работал» пулемет. Танкисты успели сделать еще два выстрела из пушки, прежде чем по машине ударили ПТУРы. Повалил дым, копоть, но люки танка так и не открылись... Мы переглянулись: наше училище эфиопы закончили!..
И снова мы пошли в горы. И снова атаки сепаратистов, снова ущелья, снова разграбленные эфиопскими солдатами деревушки. Жара, точнее, наши раскаленные глотки высушили единственную флягу уже к полудню первого дня. В зените беспощадное африканское солнце, мы двое суток уходим от погони, мы двое суток без воды... На вторые сутки мысли о воде заполнили все сознание: воды, воды, воды — кричала каждая клеточка обезвоженного тела.
У одной из деревушек увидели в кустах осла. Он стоял тихо — видимо, был напуган большим количеством людей. Мы очень обрадовались животному — ведь на нем по очереди можно ехать! Но нас ждало разочарование — оказалось, осел был ранен в ногу.
И тут произошло то, чего до сих пор стыжусь. Осел стал... мочиться. Забыв обо всем, мы подставили ладони... Видно, в тот миг от зноя у всех помутился рассудок. Попить захотели белые люди...
Есть масло и вкуснее «Рамы»...
К вечеру преследователи стали наступать нам на пятки. Стрельба слышалась уже совсем рядом.
Но в Африке темнота наступает внезапно. Она в тот вечер нас и спасла.
Эфиопский комбат сообщил: за горной грядой начинается долина, по ней еще семь километров — и мы будем у своих.
Нужно было торопиться. Нескончаемый людской поток стал двигаться по тропе вверх. В темноте люди наступали друг на друга, хватаясь за ноги ползущих впереди по склону. Помогая и держась друг за друга, мы к полуночи, обессиленные вконец, выползли на гребень последней горы.
Та ночь пролетела в одно мгновение. Часа в три, когда стала выпадать скупая африканская роса, жажда достигла апогея. Хотелось вбирать, впитывать влагу из воздуха, лизать камни. Вспомнил зимний день из детства и себя — с примерзшими к замку губами. В забытьи лизнул затворную крышку автомата — холодная и, кажется, влажная!
И опять наступило помутнение рассудка. Я лизал, жадно, в исступлении лизал свой автомат!
Не буду описывать свои чувства после того, как все металлические части были вылизаны. Скажу лишь: реклама утверждает, что нет ничего на свете вкуснее хлеба с «Рамой». Не верьте! Самое вкусное в мире масло — холодное ружейное масло на металле автомата в Африке.
Последний бой
Еще не рассвело, когда наша группа начала спускаться с гребня горы. Спуск затруднялся тем, что кругом еще была тьма, а дорога была неизвестна.
К рассвету мы вышли в долину. Привалы устраивали через каждые 10 — 15 минут. Безжалостное солнце «выпивало» последнюю воду из наших тел...
Мы шли по склонам гор, которые окружали долину. Полная апатия овладела нами. Внезапное оживление среди эфиопских солдат заставило нас вернуться к реальности. Справа к нашей цепочке бежала группа сепаратистов. «К бою», — вяло пробормотал командир. Он неторопливо залег за камни, передернул затворную раму автомата. Я достал пистолет из кобуры и тоже передернул затвор.
В кого же я должен стрелять? Метрах в 150 прямо на нас бежали сепаратисты, одетые в шорты, выцветшие от солнца рубашки, на головах — чалмы. Услышав слева командирский мат, я понял его как приказ открыть огонь и начал стрелять. Сколько времени это длилось — не знаю. Но мне показалось, что бой длился секунды. После этого мы двинулись дальше.
Эфиопы, которые шли с нами, нас покинули. Мы остались только втроем — в сопровождении старого эфиопа, нашего охранника. Пройдя метров 250, поняли, что теперь стреляют в нас. Укрылись за большим камнем. Чувствуя неладное, я закопал свой блокнот и бинокль в песок под камень. Магазин автомата был пуст. В обойме пистолета было три патрона, столько же было и у Петровича. Близилась развязка.
Мы лихорадочно искали выход из создавшегося положения. На какой-то момент нам показалось, что он нашелся: у охранника был цел весь боезапас. Ни слова не говоря, Петрович забрал один магазин у эфиопского солдата. Тот, похоже, хотел возразить, но не посмел — его жизнь находилась в наших руках.
Неожиданно высоко в небе над нами взорвалась боевая часть кумулятивной гранаты. Шифта по традиции использовала этот прием, чтобы сообщить своим подразделениям, что задача выполнена или необходимо отступить. Мы облегченно вздохнули: «Все, вышли!» Кто же знал, что этот выстрел означал овладение Аф-Абетом...
Петрович выглянул из-за камня — и отпрянул. На нас опять шла цепь сепаратистов. «Бежим!» — выдохнул он и рванул влево. Я помчался вслед за ним.
Едва только мы успели под свист пуль обогнуть каменный «язык», навстречу выбежал эфиопский военный. Я сразу узнал его — это был командир артдивизиона бригады. Погон на его рубашке уже не было. Он бежал в нашу сторону, размахивая руками, пытаясь что-то выкрикнуть. Наконец ему это удалось, и мы услышали: «Шифта!»
Петрович рванул вправо. Пробежав совсем немного, краем глаза я заметил фонтанчики песка. Они обогнали меня, совсем немного не достав Петровича. Буквально через секунду песочные фонтанчики появились левее. Бегущий впереди Петрович вдруг упал, крикнув: «Ложись!» Пробежав по инерции метров пять, я тоже упал и перекатился к песчаному бугорку. И тотчас мои следы на песке вспорола еще одна автоматная очередь...
Заставив себя поднять голову, я увидел невдалеке артиллериста. Справа по диагонали к нам двигалась цепь сепаратистов, шли они на расстоянии двух метров друг от друга. Иногда стреляли одиночными, после чего были слышны вскрики. «Прочесывают и добивают», — услышал я шепот Петровича.
Плен
Цепь прошла мимо нас. Через некоторое время уже слева показались сепаратисты. Нам повезло еще раз — и эти нас не заметили. Казалось, судьба смилостивилась. Еще не до конца поверив в свою счастливую звезду, мы лежали ни живы ни мертвы. Только раскаленный песок под щекой, огнедышащее африканское солнце и гулкие удары сердца. Неужели спасены?
Я медленно, осторожно приподнял голову... И... все сжалось у меня внутри от ужаса и отчаяния: прямо на нас шестеро сепаратистов вели командира. Из оцепенения вывел шепот Петровича: «Стреляю на поражение. Прощай, Саня!»
Услышав, что Петрович передергивает затворную раму, я тоже снял пистолет с предохранителя.
Далее случилось что-то непонятное... Петрович вдруг вскочил на колени и застыл, будто парализованный. Я услышал крики: «Рашн!». К подполковнику подбежал боец, выбил ногой автомат из рук, поднял еле стоящего на ногах Петровича и подвел к группе сепаратистов, среди которых был наш командир. Словно сквозь вату, я услышал голоса:
— Александр жив?
— Не знаю, он побежал дальше.
— Я заметил, что он упал как подкошенный. Может, убит?
Я отчетливо видел их, стоящих и тревожно глядящих в мою сторону. Меня пока никто — ни свои, ни преследователи — не видели. Опять раздались их голоса: «Ты жив? Александр?» Откуда-то изнутри у меня вырвался хрип: «Да». «Вставай же!» В мою сторону ринулся сепаратист.
Я направил ствол пистолета себе в лицо, посмотрел в темную пасть ствола, которая притягивала, манила. Внезапно передо мною возникли чьи-то знакомые лица — до сих пор не могу вспомнить, чьи. Тяжелая слабость охватила меня, безразличие влилось в каждую клеточку тела — и рука опустилась сама собой. Я приподнялся. Рядом мгновенно оказался сепаратист. Удар ногой по руке с оружием, пистолет отлетел в сторону. Все...
«Руссо туристо»
Меня подняли и подвели к общей группе. Мы стояли рядом и смотрели друг на друга, будто виделись впервые. Я посмотрел на командира. «Охранника — в голову... убили». Перевел взгляд на Петровича. «Утыкание патрона», — прошептали его губы. Я опустил голову...
— Рашн? — задал вопрос сепаратист. Скорее всего, это был их начальник.
— Совьет, — ответил командир.
— Рашн? — со злостью повторил он вопрос.
— Совьет, — упорно повторил командир.
— Рашн, рашн, — успокоил себя сепаратист.
К нашей группе присоединили четверых пленных эфиопских солдат и повели в сторону командного пункта. Прошли около километра, когда нас остановила другая группа сепаратистов. Тот, что был с рацией, спросил: «Мэн (Кто такие)?». «Руссо туристо», — мрачно пошутил командир. Шутку неправильно восприняли. «А почему в форме и с оружием?». Мы не успели рта открыть.
Неожиданно один из пленных эфиопов стал называть наши звания и имена, указывая на каждого из нас. Мы готовы были разорвать его на части. Эфиопские пленные сразу же были отделены от группы. О нас было доложено по радио куда-то по инстанции. Нас погнали ускоренным шагом дальше, постоянно подталкивая. На одном из привалов заставили снять обувь и идти босиком. Однако, заметив, что мы не способны быстро передвигаться по колючкам, неохотно разрешили снова надеть ботинки, но забрали шнурки и поясные ремни. Что же, наших конвоиров можно было понять: передвижение босиком предотвращает побег.
Разгоряченные боем, сепаратисты злобно подгоняли нас палками, подталкивали прикладами. Мы падали, нас поднимали и гнали дальше. Когда нас ввели в Аф-Абет, я заметил стоящие у дороги наполненные водой гильзы. Это была обычная практика в этой безводной африканской местности: воду привозили откуда-то издалека и за неимением резервуаров для хранения разливали в гильзы. Вырвавшись из нашей цепочки, я схватил гильзу и стал жадно пить. Сильный удар ногой в пах распластал меня на земле. Превозмогая боль, я поднялся на ноги и, согнувшись в три погибели, слизывая кровь с разбитых губ, двинулся в сторону конвоира. Меня подхватили под руки товарищи, не разрешая идти вперед. Сепаратист сделал шаг назад, передернул затворную раму автомата. Спас нас только окрик его командира.
Я долго приходил в себя, опустившись на песок. А угрожавший мне конвоир молча слушал лекцию своего командира. Видимо, о «гуманном» отношении к советским военнопленным.
Мы уже вошли в Аф-Абет, когда кто-то из конвоиров заметил у меня кольцо. Жестом приказал снять. Здесь судьба опять улыбнулась мне — внезапно конвоиров начали менять. Сняв незаметно кольцо, я сунул его в рот. «Только бы не проглотить»,— промелькнуло в голове. Позже кольцо перекочевало в более безопасное место.
Нас привели в здание бывшего муниципалитета, отвели в отдельную комнату, принесли в миске воду с сахаром. Попив немного, мы распластались беспомощно на полу и впали в забытье.
Когда стало темнеть и опасность налета эфиопской авиации миновала, нам принесли канистру воды, отвели в воронку и дали возможность немного помыться. Позже по нашей просьбе нам заменили форму, вернее, то, что от нее осталось. Наконец-то впервые за трое суток мы поели: нам принесли «хамбашу» — нечто наподобие ржаных блинов с острыми мясными консервами.
Спали на полу, среди бумажного мусора, вместе с мышами, которые возились всю ночь. Это была неспокойная ночь: каждый час открывалась дверь и в комнату заходила очередная «делегация» посмотреть на диковинку — «руссо туристо». Да и уснуть после всего пережитого... Сон просто не шел — мы были еще во власти кошмаров, которые пережили за последние часы. Командир рассказал: вместе с эфиопом-охранником он укрылся в ущелье, в какой-то щели. Но их там быстро нашли. Охранника, который не сделал ни одного выстрела, убили. И все это произошло на глазах командира... Его же, обессиленного и еле живого, вытащили из каменной щели и, подталкивая, погнали вперед.
Проанализировав некоторые детали, мы пришли к выводу, от которого холодок пробежал по спине: за нами по пятам все время шел один из эритрейских заградотрядов. Он нас и в плен взял. Примерно половину личного состава этих подразделений составляли женщины. В бою они были очень жестоки. Особенно люто чернокожие воительницы ненавидели предательство, невыполнение приказов старших командиров. В обороне заградительные отряды использовались для сдерживания отступления своих частей, а при наступлении — для прочесывания местности на предмет выявления разрозненных групп противника. С пленными, как правило, не церемонились. Словом, получить пулю в лоб были все шансы.
(Окончание см. здесь)
Александр КУВАЛДИН
Подполковник, корреспондент журнала «Армия»
На фото: Сейчас Александр работает в журнале «Армия» — издании для тех мужчин, кто влюблен в оружие и военное дело. Переводит с английского, сам пишет.
Справка
Эфиопия — страна контрастов: страна скал, гор, пустынь, джунглей, полноводных рек и пересохших речушек.
Война охватила север Эфиопии еще в 1961 году. Она вспыхнула в бывшей провинции этой страны Эритрее. Кстати, название провинции дали итальянцы, захватившие красноморское побережье Эфиопии в ХІХ веке (Эритрея переводится с латинского как Красное море). Именно с территории Эритреи в 1935 году Муссолини пытался захватить Эфиопию. Однако в ходе Второй мировой войны итальянцы были выбиты из Эритреи британским экспедиционным корпусом. В 1952 году в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН была провозглашена федерация Эфиопии и Эритреи. Эритрея получила свой парламент и исполнительные органы. Однако в 1962 году император Эфиопии Хайле Селассие аннексировал Эритрею и объявил ее 13-й провинцией Эфиопии. Так сказать, восстановил целостность государства. В ответ возникли различные вооруженные оппозиционные группировки, выступающие против центрального правительства. Возглавил эти движения Национальный фронт освобождения Эритреи.
После победы национально-демократической революции в Эфиопии в 1974 году сепаратисты отвергли предложенную региональную автономию для Эритреи. Автономия была отвергнута и в 1987 году, после провозглашения Народной Демократической Республики Эфиопии.
С июня 1989 года начались переговоры между эритрейскими сепаратистами и центральным правительством о мирном урегулировании на севере Эфиопии. Однако и они не дали результата. Сепаратисты продолжали воевать.
Советское военное присутствие на севере Эфиопии ведет свой отсчет с окончания эфиопско-сомалийского вооруженного конфликта. Основная часть эфиопских войск (2-я Революционная армия) и группа наших советников были переброшены в Эритрею для борьбы с сепаратистским движением. СССР и Куба оказывали крупномасштабную военную помощь. В Эфиопию поступало советское вооружение, армия этой страны была оснащена советскими самолетами и вертолетами, бронетехникой, артиллерией, боевыми кораблями. Советские военные специалисты и советники готовили личный состав эфиопской армии, помогали в ремонте и обслуживании техники.
С 9 декабря 1977 года до их отзыва из Эфиопии в 1989 году по линии Министерства обороны СССР в Эфиопии побывало 11.143 советских гражданина, в том числе 79 генералов, 5997 офицеров, 1028 прапорщиков, 3374 солдата и сержанта, 665 рабочих и служащих Советской Армии. Погибли и умерли 79 человек, из них два генерала, 69 офицеров, четверо прапорщиков и четверо рядовых, ранено девять человек, пропали без вести пять, в плену оказались трое.
|
Опубликовал admin
09.04.2010 23:29 ·
0 комментариев ·
26608 прочтений ·
|
|
|
Комментарии
|
|
Нет комментариев
|
|
|
Добавить комментарий
|
|
Пожалуйста, зайдите на сайт для добавления комментария.
|
|
|
Рейтинг
|
|
Рейтинг доступен только для зарегистрированных пользователей.
Для участия в голосовании по рейтингу, пожалуйста, зайдите на сайт через форму входа или зарегистрируйтесь.
Нет данных для оценки
|
|
|
|
Гость
|
|
Забыли пароль? Запросите новый
|
|
|
Календарь событий
|
|
|
|
|
Случайный анекдот
|
|
— Алло! Это скорая помощь?
— Да, слушаем.
— Я по мобильнику звоню, срочно перезвоните мне!
|
|
|
|
Афоризм
|
|
It is impossible for an Englishman to open his mouth without making some other Englishman hate or despise him.
(George Bernard Shaw) |
|
|
Counter
|
|
|
|
|
|
ГЛАВНАЯ
СКАЧИВАНИЕ
Навигация
Фотоальбомы
Библиотека
Download
Выпускники
Сотрудничество
О сайте
