Как я был иностранным шпионом
Прислал admin 17.12.2009 23:07
Людей, снимающих на фото и видео, можно грубо разделить на две категории: шпионов и туристов. (К последним стоит причислить и лиц, волею командировки заброшенных в ту или иную страну: по мере возможностей, они тоже знакомятся с местными достопримечательностями.) Первые снимают с разными там шпионскими целями, вторые — на память. Увы, грань между двумя категориями весьма непрочна — все зависит от того, куда вы приехали. Есть страны, открытые и приветливые, как улыбка добродушного человека, есть — настороженные и подозрительные. Одни встречают иностранцев, как желанных гостей, другие готовы видеть в каждом едва ли не агента вражеской разведки.
…Как-то раз я с коллегами решил съездить за продуктами в поселок Юсифия, расположенный в 60 км от Багдада. (Именно там проходило строительство ТЭЦ «Юсифия», где я работал переводчиком). Снимать на камеру, видит Бог, я в тот день не хотел: особо живописными юсифийские пейзажи я бы не назвал — пыльные, жаркие, замусоренные улицы, бездомные собаки, чумазые ребятишки, да типовая мечеть с репродуктором, по пять раз в сутки созывающим на молитву верующих. Уговорил меня взять камеру один из знакомых инженеров, Андрей Полунин: ему, впервые попавшему за границу, хотелось как-то «отметиться». Ох, не в добрый час затеяли мы это мероприятие, прибыв в Юсифию и отделившись от основной группы!
Первые 2–3 минуты все шло нормально. Но вот мы вышли на местный рынок, который, как мы полагали, к стратегическим или секретным объектам мог быть причислен только человеком с нездоровой психикой. Едва я поднял камеру у овощных рядов, как рядом, словно из-под земли, возникли двое полицейских. Нет, они не следили за нами с самого начала, не «вели» от самого автобуса — нас явно заложил кто-то из местных...
— Мушкель маку? — наивно осведомились мы. На арабском эта фраза является эквивалентом английского «ноу проблем».
Суровые взгляды «фараонов» говорили об обратном. Я отмотал пленку на пару минут назад и сунул свою JVC одному из полицейских — смотри, ничего секретного мы не снимаем! Тот взглянул в «глазок», но — жестом приказал мне следовать к полицейской машине. Дело принимало неприятный оборот. Вокруг уже собиралась толпа неизбежных зевак.
— Что ж, Андрей, пошли, — вздохнул я. В подобных ситуациях ни в коем случае нельзя оставаться с ними по одиночке — это правило.
Мы двинулись к машине, и через пару минут были в участке. Нас усадили в одной из комнат на втором этаже, после чего наступила заминка: английского здесь никто не понимал. Поднатужившись, мы с Андреем совместными усилиями выдали:
— Руси мохандес, биль араби мааруф (русский инженер, по-арабски не знаю).
На этом наши познания иссякли, и «беседа» закончилась. В комнату заходили и выходили полицейские, один сидел в углу и крутил на компьютере музыкальные клипы, я громко возмущался на английском, а Андрей просил меня не лезть на рожон и не «усугублять». Решили пожертвовать кассетой (подавитесь, ребята!), и я извлек ее из камеры. Один из полицейских забрал ее, но долгожданной свободы мы все равно не обрели. Кое-как объяснившись «на пальцах», мы поняли, что ждут «мутарджим инглези» (переводчика английского). Смеркалось.
Тем временем стали стекаться чины повыше, о чем говорили выдающиеся животы и звезды на погонах. Нас провели в другую, более вместительную комнату, где и собралась вся эта публика. Наконец, появился и мутарджим инглези. На сносном английском он перевел обращенную к нам речь одного из чинов, суть которой сводилась к тому, что они очень уважают руси мохандес, но ситуация в стране сложная (дело происходило вскоре после сентябрьских событий в США), так что приходится быть бдительным и тэ дэ и тэ пэ. Что стратегического может заключаться в россыпях помидоров и грудах фиников, которые мы имели несчастье запечатлеть на пленку, он не пояснил. Что же касается конфискованной кассеты, продолжал мутарджим, то они ее просмотрят, и, если не найдут ничего такого, вернут нам — как только мы получим разрешение на съемку в Министерстве информации. Мы вежливо поблагодарили за оказанное доверие, но твердо решили послать вышеуказанное министерство подальше. На этом инцидент был исчерпан. Но даже дежурная чашечка чая, которую нам предложили напоследок, не смогла поправить испорченного настроения.
…У входа в участок нас встречали наши товарищи, пришедшие сразу за полицейской машиной и терпеливо ожидавшие нас все сорок или пятьдесят минут нашего «заключения».
ЭПИЛОГ
Через несколько дней после описываемых событий на улице Багдада я заметил молодого парня, европейца по внешности, который пытался спросить что-то на английском у иракского солдата. Я подошел. Разговорились. Он оказался почти земляком — польским студентом, приехавшим в Ирак собирать какие-то материалы для научной работы по экономике и неплохо говорившим по-русски. Заметив у него фотоаппарат, я, на правах «старожила», счел своим долгом предупредить:
— Ты будь здесь с этим поаккуратней.
— Да я уже понял, — махнул он рукой. — Одну пленку они у меня уже того — конфисковали.
Игорь МАТВЕЕВ
Москва — Багдад — Барановичи
«Наш край» (г. Барановичи), 2002 г.