Неграфрика. Часть 1. Огонь. Не ходите, дети, в Африку гулять!
Прислал admin 03.08.2009 20:55
Июль 1985 года. Закончились госэкзамены, получен диплом. Я, распрощавшись с родным учебным заведением, переместился в свою родовую вотчину — в литовский город Каунас. В ожидании призыва, для меня, сгоравшего от желания послужить Родине в местах жарких и отдаленных, время тянулось тягуче медленно. Ждать пришлось изрядно — месяца два, до середины сентября.
Но вот, наконец, очередной звонок в СИ (соответствующую инстанцию) увенчался положительным результатом: мне было высочайше предписано в означенный день явиться пред светлы очи распределителей-отправителей в город славный и большой, а именно, Москов (в современной интерпретации — Москва). При этом настоятельно было рекомендовано обезопаситься на случай экзотических заболеваний, проще говоря, сделать прививку. А так как страной назначения являлась Замбия (до 1964 г. Северная Родезия), то по телефону было указано, что прививку надо делать против желтой лихорадки. Ну, мне что, и не такую гадость кололи. Но сие мероприятие, как оказалось, делалось только в Вильнюсе (100 км от Каунаса). В общем, тоже не проблема.
Приехал, захожу, узнаю… Оказывается, надо делать прививку не против желтой лихорадки, а против холеры (вот холера!). Вспомнился детский стишок: "Я стою у стенки, у меня дрожат коленки". Но спорить не стал, им там по их талмудам виднее. Вкололи и отпустили с миром.
Короче, собрался, набил пожитками чемодан модели «Мечта оккупанта» и отправился на паровозе в первопрестольную.
Как я искал нужный адрес, куда меня направили – тема отдельного разговора. Пару часов наматывал круги, пока не сообразил, где я и кто я. В итоге в распределитель-приемник прибыл под шапочный разбор, за что и был слегка вздрючен тамошним вертухаем. Ладно. Проехали.
Поселили в какой-то трехкомнатной хате, преобразованной в подобие общаги для разного рода отбывающих и прибывающих — типа «проходной двор».
Здесь надо заметить, что отправлялся я в жаркую желтую Африку совместно с такими кадрами с английского фака, как Юрка К., Славик Коновалик и Костя Мохорт (с ним мы еще в 1983 г. в стройотряде вместях волейбол гоняли).
Вот тут-то их и постигла «радость» вследствие их четкой исполнительности. Все-таки расхожая мудрость о том, что не надо торопиться исполнять приказ — может, его еще отменят, живет и действует. В общем, они, как особо умные, со скандалом, устроенным своим местным коновалам, укололись от желтой лихорадки — вместо той самой холеры. Надо было видеть их вытянувшиеся лица, особенно после сообщения, что изменить ничего нельзя. Но конфликт в конце концов был успешно задушен в зародыше — к обоюдному удовлетворению сторон.
Потом началась наша родная бюрократия по оформлению, сдаче, передаче и раздаче отгрузочных документов, без которых и в Африку не берут. Мурыжили долго, недели две. Уже за окном начали летать первые белые мухи, а наш попелац всё где-то на запасном пути обретался.
Но мы зря время не теряли и активно затаривались. Перво-наперво строго уяснили от отпускников ОТТУДА, что ТАМ нужны три вещи (обязательно!!): a) черный хлеб, b) селедка и c) водка. С последним, несмотря на лигачевско-горбачевскую борьбу с пьянством, больших проблем почему-то не было.
Помню, как-то раз, во время очередной затарки большой партией хозяйственного мыла в родном совковом магазине, пожилая дама на кассе, сердобольно глядя на наши одинаковые куртки (одежда всё-таки не от Версаче, а от родных ВС СССР), поинтересовалась, кто это мы такие и откуда, на что мы дружно рявкнули, что мы команда лучников из Владика, а мыла столько хапаем, так это ж всё потому, что ни хрена нет на окраинах необо…, в смысле, необъятной Родины. В общем, женское сердце, видимо, дрогнуло, и наши спины еще долго грел сочувствующий взгляд.
Ну, всё, пришел день «Х» (икс, если кто что не то подумал) и, пройдя все и всякие проверки на «вшивость», загрузились в Ил-62, который и стал нашим домом на последующие 17 часов.
Первая посадка — в Будапеште, тут даже из аэроплана не выпустили, да и что в транзитном зале увидишь ночью?! Через восемь часов перелета вторая посадка — Луанда (Ангола). Тут уж вам не здесь, и из самолета попросили на часок (в местном варианте — все два). Вышли, жара за 40 (по Цельсию, а не по Менделееву), в транзитном зале, не то что кондиционера — вентилятора нет, сижу не шевелюсь, ибо весь упакован по форме: костюм, галстук. Через несколько минут чую струйку пота за шиворотом... Дышу, как рыба на сковороде — влажность 100%! В голове крутится идиотская мысль-вопрос: это ж куда и какого… меня несет. Что будет ТАМ, если ЗДЕСЬ уже преисподняя?!
В общем, отпарившись вдосталь, забираемся в живительно-прохладное чрево авиаматки. Тут жить пока можно. Последний скачок — и мы в Лусаке. Жарко, но в меру, воздух суше, дышится легко и непринужденно.
На выходе с ихнего паспортно-таможенного контроля встречают нас горемычных. И все знакомые: Гриднев Михаил Романович собственной персоной. Конечно, мы об этом знали еще в Союзе, однако, родное лицо и собаке бездомной ласка. И повезли нас на адаптацию...
Место называлось (наверно, и по сей день называется) Mulungushi Village (Мулунгуши Вилидж) и представляло собой комплекс небольших вилл, построенных в свое время специально для встречи глав государств Британского Содружества.
Каждая вилла вмещала бедрумы (спальни) на три семьи, внутренний дворик, как правило, с бананом и места общего времяпрепровождения.
Стал я, короче, жить-поживать да вживаться в местный колорит, благо, светило целых два года, причем, без просвета.
Потекли будни с выездами (а часто и с невыездами) на рабочие места. Задача стояла примитивная: наш спец бубнит нечто про то, как с СССРовским железом обращаться, а ты кури бамбук в промежутках, а ежели чего не догнал, переспроси у первоисточника, уяснив же, конструируй перевод по собственному разумению, всё равно никто не проверит. За таким неспешным занятием время смены рабочего станка на привычный стакан пива (или покрепче) — что было обычно в районе полудня — подкрадывалось как бы исподволь и ненавязчиво, а параллельно произведенные в уме нехитрые подсчеты причитающейся ежемесячной чистой прибыли, аккуратно капающей на персональный счет, — всё это вкупе настраивало разгоряченное тело и размякший мыслительный аппарат на волну сладкой неги и предвкушения грядущего изобилия, которое мы все честно клялись с достоинством пережить. Счет изобилию (тогда еще будущего) шел не на номиналы дензнаков, а на толщину брикета ожидавшихся поступлений.
В своей деревне жили мы от выезда до выезда в город, ибо, как положено всем совкам, выезд куда бы то ни было строго по парам и за ручки под присмотром старших товарищей.
А вот время мы считали самолетами (один рейс в Союз в неделю), то есть, на вопрос о том, сколько тебе еще бананы с авокадо жувать, следовало отвечать: N самолетов (что равнялось N недель).
Итак, выезд в город (на рынок, в магазины и т. п. и т. д.) — всегда событие на нашей зоне. Забив всё свободное пространство автобуса (был у нас ПАЗик на растерзание) кошелками, пакетами, коробками и прочей многохозяйственной утварью (частично даже пристроив излишки тары на соседа-коллегу-мученика), с радостным галдежом мы, невзирая на благоухание нестиранных носков и рубашек, пропитанных трудовым потом от испарений предыдущего дня, отправляемся на закуп, как шайка пиратов, которым город достался на три дня на разграбление.
Ну, тут, аборигены, держись! Русские идут! На первой же станции отоваривания (нечто напоминающее универсам) полки с алкоголем пустели мгновенно и подчистую, повергая местных замбийцев («политкорректность прежде всего!» Кой хрен замбийцы! Ниггеры!) в благоговейный ужас сродни божественному почитанию. В нас же вселялся злорадный бес, подпитываемый удовлетворявшейся ехидной местью в адрес борцов с пьянством (Накось, выкуси, козел! Запретил там, так мы здесь оторвемся!). Надо сказать, что отрывались по-нашему, с размахом. Купленный мафон могли обмывать крупным коллективом неделю.
Дальше, по мере продвижения по торговым точкам, автобус наш начинал напоминать картину из фильмов о сельхознаселении Южной Америки, где не то что зад или перёд не пристроишь, просто сам факт проникновения в утробу этого продовольственного склада на колесах приравнивался к подвигу. Но самый кайф был сдернуть во время очередного стопа в одиночку, оторвавшись от цепляющихся за переводчиков затоваренных клуш (жены комсостава), клятвенно обещая, что уж в следующий раз всенепременно, а в этот раз уже законтрактился с другим коллегой. Вот тогда была кратковременная полная свобода: иди куда не хочу.
Так продолжалось около полугода, пока в один ясный солнечный день надо мной громогласно не протрубило начало новой жизни. Но это уже совсем другая история.
Александр НЕГРЕЕВ
Минск, апрель 2005 года
v. 1.03